На протяжении десятилетий определение эпохи, в которой мы живём, казалось простым делом. Я пришёл к зрелости во времена «Холодной войны», а затем всю свою карьеру посвятил изучению мира «после Холодной войны», господствовавшего в котором было однополярное американское влияние. Такая ясность внезапно рухнула в 2020-х годах.
ЧаOTICal вывод США из Афганистана и полномасштабное вторжение России в Украину разрушили европейскую систему безопасности после Холодной войны. Одновременно Китай выдвинулся как настоящий экономический и военный конкурент Соединённым Штатам, фактически поставив точку на однополярности. Эпохе нужен был новый термин – но какой?
Простые ярлыки, такие как «Посткаст-Холодная Война», показались недостаточными. Этот момент не ограничивается лишь угасающими эхоми двуполярной гонки сверхдержав; он предвещает нечто радикально новое и исключительно сложное. Мы становимся свидетелями слияния множества мощных сил, требующих срочной адаптации от всех.
Климатологи назвали нашу эпоху «Антропоценом», подчеркивая влияние человека на планету. Технологи утверждают о «возрасте информации» или, всё чаще, об «возрасте искусственного интеллекта». Стратеги говорят о «Возвращении геополитики» или даже более эмоциональном выражении, таком как «джунгли возвращаются», которое придумал историк Роберт Кэган.
Тем не менее эти метки неполноценны. Ни одна из них не вмещает взрывную фузию, происходящую между ускорением изменения климата и быстрыми технологическими прорывами в таких областях, как биология, когнитика, связь, материаловедение и многие другие. Мы переживаем мир, где прежде изолированные сферы сталкиваются – размывая когда-то чёткие границы. Искусственный интеллект стремится к «полиматному искусственному общему интеллекту», изменение климата переходит в многочисленные «поликризисы», геополитика эволюционирует в «полицентрическую» и текучую систему альянсов, глобальная торговля рассыпается на разбросанные «полиэкономические» сети, а сами общества становятся всё более разнообразными «полиморфными» мозаиками.
Как наблюдатель за внешней политикой, сейчас мне приходится отслеживать не только игры силы традиционных сверхдержав, но и влияние супер-интеллектуальных машин, технологически продвинутых лиц с непрецедентным радиусом действия и колоссальных многонациональных корпораций. Появление «суперштормов» и распад государств вроде Ливии и Судана добавляют ещё больше сложности в этот катаклизмический новый мир.
Неоспоримо, мы находимся в период глубоких перемен – эпохе, требующей нового словаря для описания её уникальных черт. Возможно, «Эра Полиморфизма» может стать отправной точкой для понимания этой сложной многогранной реальности, которая продолжает развиваться с неимоверной скоростью.
